Я увижу тебя в следующей жизни. Когда мы оба станем котами.
"Под развесистым каштаном
Продали средь бела дня —
Я тебя, а ты меня.
Под развесистым каштаном
Мы лежим средь бела дня —
Справа ты, а слева я."
Всеми клятвами, данными нами друг другу можно было бы исписать все стены, пусть и не города, но дома, подпирающего сами небеса.
Мы с торжественным звоном ковали золочёные цепи сами себе, именуя их узами дружбы и привязанности. Но мы росли, и оковы сделались тесными. Пришла пора рубить друг другу руки.
Близкий делается невообразимо чужим.
И этот Чужой откладывает в моей душе свои смертоносные яйца, не ведая, что, когда плоды его родятся на свет Божий, они сожрут его, не зная ни милости ни сострадания.
Ибо не взойдёт любви там, где посеяли гордыню и себялюбие.
Ибо не будет мира там, где одну руку кладут на руку возлюбленного, а вторую - на рукоять.
Продали средь бела дня —
Я тебя, а ты меня.
Под развесистым каштаном
Мы лежим средь бела дня —
Справа ты, а слева я."
Всеми клятвами, данными нами друг другу можно было бы исписать все стены, пусть и не города, но дома, подпирающего сами небеса.
Мы с торжественным звоном ковали золочёные цепи сами себе, именуя их узами дружбы и привязанности. Но мы росли, и оковы сделались тесными. Пришла пора рубить друг другу руки.
Близкий делается невообразимо чужим.
И этот Чужой откладывает в моей душе свои смертоносные яйца, не ведая, что, когда плоды его родятся на свет Божий, они сожрут его, не зная ни милости ни сострадания.
Ибо не взойдёт любви там, где посеяли гордыню и себялюбие.
Ибо не будет мира там, где одну руку кладут на руку возлюбленного, а вторую - на рукоять.
тебе бы да в баснописцы